Морской волк Борис Николаич

— Боря, а, Борь! – позвала Борю мама Надя.

— Ну, чо тебе? – буркнул Боря.

– Может быть, ты не пойдешь в море? – спросила мама и добавила:

— Вон даже наш отец уже в море не ходит!

— Ну, сколько можно, мам?

— Я же только на одну экспедицию. Заработаю немного, и опять буду работать на берегу, – ответил Боря.

 


 

Боря Колпаков – огромный деревенский парень. Основное хобби – занятие тяжелой атлетикой и нянькаться с двумя братьями – близнецами, пятилетними «хулиганами», которые родились гораздо позже него. В деревне за его доброту, хорошие люди его звали Борей, а плохие звали его также Борей, наверное за то, что в деревне у каждого был кабанчик по кличке Боря. Боря в детстве на самом деле был похож на большого розовенького поросенка. Девушки его любили как старшего брата и звали Борей для решения своих личных проблем. Боря долго был единственным ребенком в семье и благодаря маме Нади, он с золотой медалью окончил школу и стал чемпионом области по тяжелой атлетике среди юниоров.

 

 

Мама Надя имела огромный авторитет среди рыбаков за свою честность. Её они уважительно называли Надеждой Андреевной, а между собой мамой Надей. Работала она главным технологом колхозного рыбцеха. Мама Надя бессменно выполняла обязанности директора этого производящего морские деликатесы предприятия. Директором её начальство не ставило, так как начальству самому ну уж очень хотелось этих самых морских деликатесов и желательно бесплатно. А у мамы Нади бесплатных деликатесов не получишь ну никак.

Начальство регулярно ставило на должность директора нового молодого специалиста, а потом само же и сдавало его компетентным органам за хищения деликатесов, которые по задумке этого начальства должны принадлежать им. Ну, после перестройки и гласности примерно так это и стало и все стали довольны, а некоторые не очень. Но это сейчас уже не актуально.

Короче, Боря был комнатным моряком, в душе мечтавшим как его отец ходить в море. Он даже поступал в мореходку. Поступил. На первом курсе за его огромный рост и деревенскую внешность все курсанты над ним подсмеивались. Когда Боря стоял на вахте у входа в училище его однокашники незаметно цепляли ему на спину вывеску « У кого нет коня все садитесь на меня!» . Курсанты заходили с парадного развода в училище и прыгали гурьбой на Борины широченные плечи. Добродушный Борька, не обращал особого внимание на все их шуточки. Они его любили за непомерную силу и доброту души.

Только старшина курса Кожевников не любил Борю. Боялся он Борю за его прямоту и честность, перешедшую ему по наследству от мамы Нади. Боялся потому, что был он вор и курсантские новые тельняшки продавал дембелям из соседней воинской части.

Боря учился то хорошо. Но случилось непредвиденное. Курсантов послали в колхоз и в колхозе Боря поизносился. Приехав в бурсу (мореходка, курсантский сленг), он направился к Кожевникову за новой курсантской робой.

— Дайте мне, пожалуйста, новую форму, — попросил он старшину. Кожевников был очень гордый за свою старшинскую должность. Оценив высокомерно Борину колхозную внешность, его лицо с крупными чертами и огромными веснушками, он решил поизмываться над ним. Но лучше бы он посмотрел на его огромные, как кувалды, кулаки.

Он с издёвкой сказал:

— Ты чо, соска, не знаешь как обращаться к старшине курса?

Борька промолчал. Кожевников сунул ему первый попавшийся комплект робы. Борька развернул его и понял, что размер не его. Сильно маленький. Он вежливо попросил Кожевникова:

— Товарищ старшина курса, поменяйте мне робу на большой размер.

На что Кожевников ответил:

— Давай напяливай, и уматывай отсюда!

Боря начал натягивать на себя выданную новенькую курсантскую форму. Она еле-еле налезла на него. Швы предательски трещали. Еле натянув на себя форму, Боря автоматически привычным движением тяжелоатлета, напряг свои бицепсы, трицепсы и все остальные мышцы плечевого пояса, чтобы ощутить себя в новом обмундировании. Роба разошлась по швам! И темно-синие тряпки повисли на Борином мощном торсе.

Старшину курса это, почему-то повергло в неимоверную ярость. И он, не подумав о последствиях, ударил кулаком по Бориному растерянному лицу. Боря, чисто автоматически, классическим хуком справа врезал старшине в челюсть. Старшина тоже был не хилого телосложения, но он не учел, что Борю в деревне учил различным японским дракам настоящий японец, дядя Яша, который жил в их деревне еще с 1945 года. Ножки у старшины подкосились, он как то не хорошо задрожал и грохнулся плашмя на деревянный пол каптерки как куль с мукой. На шум прибежал дневальный, а следом дежурный преподаватель по училищу.

Старшину курса долго не могли откачать, плюс у него была сломана челюсть.

Борьку за «рукоприкладничество» отчислили, он приехал домой и целый месяц страдал дома.

— Ты как наш президент – Борис Николаич , надавал Хасбулатову по мордасам, — чтобы как-то развеселить Борьку, подшучивал над ним его дедушка, Владимир Петрович, капитан рыболовного сейнера на пенсии.

— Ну, дедуль, без тебя тошно! — бурчал Борька. Тогда дед возьми да и скажи ему:

— Ладно, хватит ныть, завтра пойдешь в море!

— С капитаном Колей Кононом, я уже договорился, — добавил он.

От этих слов Борька как бы родился заново.

Но мама Надя была, конечно, против. Её Боренька должен быть дома и нянчиться с близнецами и точка.

— Вон твой друг Сашка тоже в моря подался, и что из этого вышло? – опять начала его уговаривать мама Надя.

— Лучше бы он в море утонул, чем в дерьме, — вяло ответил Боря.

Вся деревня знала, как Сашка после очередной ссоры со своей возлюбленной напился в дым. Пришел на портовый буксир спасатель, на котором он работал матросом. Весь вахтенный экипаж буксира мирно смотрел телевизор в носовом кубрике. Он их закрыл на амбарный замок, на который они обычно закрывают свой «пароход» если нужно отлучиться, ненадолго. Долго и с тупым усердием рубил швартовые концы тупым топором, снятым с пожарного щита. Наконец он еле справился с этой задачей, хотя было проще подтянуть «пароходик» вручную к причалу и снять швартовы с чугунной головы. Но Сашка хотел, что бы все видели, что он настоящий пират. Но его никто не видел, так как была ночь. Он забрался в машинное отделение буксира, запустил двигатель, поднялся на верхний мостик к штурвалу, дал полный ход и выскочил из ковша в открытое море.

Слава диспетчеру, Бориному папе! Он увидел, что буксир спасатель без ходовых огней, как «Летучий голландец» на полных парах вышел из порта.

Он вызвал на связь капитанов малых рыболовных сейнеров, работающих в проливе Лаперуза. Те пошли на перехват угонщика колхозного буксира. Перехватили. Надавали Сашке тумаков, привязали к мачте как разбойника, уж очень он сильно буянил и спросили:

— Ну и куда ты сизый голубь собрался?

— От жены Полины с её матерью подальше, — выпалил всю правду матушку Сашка.

Потом испугался, деревня же, передадут обязательно.

— В Японию, да, правда, в Японию! — жалостливо запричитал он.

— Дебил!

— Тебя же посадить могут за такие слова, — сказали ему.

Он заплакал. Не посадили. Отправили сантехником работать, где он, меняя запорную арматуру в канализационном колодце, чуть было героически не утонул в дерьме.

Его коллеги, с очередного похмелья, забыли перекрыть канализацию, по причине того что сначала отправились в магазин за водкой а потом уже думали перекрыть канализацию. Сашка в трудовом запале спустился в канализационный колодец и стал снимать неисправный запорный вентиль. А оттуда как рванет струя ароматная, Сашка еле успел выскочить из колодца. Так немного окатило. Правда, это сразу ощутили даже пьяные в дым коллеги. Коллективным решением отправили Сашку отмываться домой.

В три часа утра Боря сам проснулся. Организм тяжелоатлета привык рано вставать по программе. Он разбудил деда, и они вместе направились вдоль моря в гавань, где стояли колхозные сейнеры.

С моря дул теплый ветерок. Было еще совсем темно. Но небо было ясное, и свет звезд освещал им путь.

 

 

Вышли в море. В Анивском заливе был полный штиль, водная гладь была похожа на зеркало горного озера.

Пришли в пролив Лаперуза. Несмотря на осень, в проливе было относительно спокойно. На воде были заметны буруны и воронки морского течения, возникающего от слияния теплых и холодных вод Японского и Охотского морей.

Начали установку невода — снюрревода. Это такой трал с крыльями из сетки и мешком посередине. Крыльями он гребет все, что шевелится и что не шевелится. В мотню посередине сетчатого мешка попадается всё: камбала, бычки (живые, не те, что в томате), камчатские крабы, гребешки, и другие обитатели пролива Лаперуза.

Но прежде, чем этот невод выстелить, бросают в море оранжевого цвета бочку – буй, к которой привязан трос длиной один километр. Выстилают этот трос в синее море, потом следом, идет крыло невода, привязанное к этому тросу. За крылом выстилают траловый мешок с кутцом, в который собирается вся рыба, а потом уже следом за этим мешком пришитое второе крыло невода и идёт второй трос, длиной один километр, конец которого привязан уже к мачте сейнера.

Всё это сооружение, предназначенное для ловли морепродуктов, выстилается с кормы, идущего полным ходом сейнера. Сейнер делает циркуляцию, то есть движется как в цирке по кругу арены, возвращаясь к брошенной бочке – бую. Матрос багром захватывает буй, его поднимают на палубу, отстёгивают от него трос, крепят этот трос к мачте. И сейнер тянет невод по проливу Лаперуза и в каждом рыбаке теплится надежда поймать золотую рыбку счастья.

Они почти поставили невод, осталось только поймать эту оранжевую бочку. Решили поручить это дело Боре. Боря спокойно взял огромный багор, который в его ручищах выглядел как спичка, и встал наизготовку.

Но произошло непредвиденное. Подходя к бую, капитан не сбавил ход сейнера, и он почти полным ходом пронёсся мимо буя. Обычно в этом случае делают новый заход. Но, Боря не знал этого, понадеялся на свои не дюжие силы. Он захватил проносящуюся мимо бочку багром, и его самого выдернуло, как пробку из бутылки шампанского, с палубы сейнера в холодные воды Охотского моря.

Пока сейнер делал новый заход на буй, Боря в полной амуниции, в болотных сапогах и рыбацкой робе, барахтался в холодной воде, мёртвой хваткой ухватившись за багор, прицепленный к бочке.

Когда сейнер вновь подошёл к бую, матросы вытащили Борю из холодной воды, он долго не выпускал огромный багор из своих больших красных рук. Рыбаки подумали, что он сильно замёрз и окоченел.

Капитан сразу сообразил, что произошло с Борей. Он быстро подошёл к нему и стал наотмашь ладонью хлестать его по лицу. Боря уронил багор и по — детски заплакал. И, заикаясь, произнёс:

— Я д-д-думал, что Вы за мной н-н-не в-в-вернетёсь…

…После лова все живы и здоровы, вернулись в деревню. Как в любой деревне, всё стало известно Надежде Андреевне. После этого случая Боря уже не ходил в море, а занимался тем, чем было начертано ему его судьбой.